Приют для печатных машинок

В Москве есть уникальный мастер — механик, оживляющий печатные машинки. За полвека Алексей Петрович Селезнев собрал дома несколько десятков антикварных аппаратов, некоторым уже по сто лет, но все они живые: блестят деталями, стучат клавишами. МОСЛЕНТА побывала в гостях у мастера, превратившего свою небольшую квартиру в музей, и узнала, где до сих пор используются эти раритеты.

Скелет в шкафу

Машинки занимают огромный советский платяной шкаф: рядами стоят Mercedes, «Ундервуды», IBM и Erika, «Олимпии» или «Москва». Наш собеседник — механик с полувековым стажем, достает несколько своих любимчиков и даже позволяет на них попечатать. «Интересно, когда они живые? — улыбается он. — В музеях почти всегда стоят мертвые».

Аппараты попадают к Алексею Петровичу с разными «диагнозами». Он берет для починки по просьбе ведомств, госорганизаций и частных компаний. «Два-три года назад машинки закупили в ФСБ, — рассказывает мастер. — Сейчас они еще есть в некоторых больницах. Вот мне звонили с Электрозаводской, скоро должны привезти из этой больницы 5 штук на починку. В Московском театре юного зрителя (МТЮЗ – ред.) я пару лет назад делал, они на сцену вытаскивают, чинил в киностудии Горького. Однажды привозили ко мне технику и из института Туполева. А как-то работал у Искандера, недалеко от Белорусской, у него там две печатные стояли».

Есть и дары, к которым иногда прилагаются занятные письма. Например, в 2009 году Селезнев получил подарок со следующей запиской: «Я, владелец, пишущей машинки «Ундервуд», Мамутов, передаю названную пишущую машинку Алексею Петровичу. Получил ее в дар от Министра цветной металлургии СССР Ломако П. Ф. в 1985 году. Со слов Ломако, машинка попала в Министерство примерно в 1938 году».

Чаще всего приходится лечить «глухонемоту» — это когда они не стучат и не печатают. Этому Алексей Петрович учился с 15 лет. Тогда он устроился помощником мастера в небольшую столичную лавочку, а после стал одним из почти 2 тысяч механиков московского завода «Мосгорреморгтехника» под руководством С. М. Кравченко.

Его специалисты были известны всей Москве тем, что чинили любые печатные машинки, ротаторы, кассовые аппараты и ксероксы. Летали они и в любой город нашей огромной страны, от Санкт-Петербурга до Владивостока. В 60-х они издали книгу «Ремонт канцелярских пишущих машинок» под авторством С. М. Кравченко и Л. Н. Вельяшева. Сейчас ее легко можно найти в интернете.

«Все механики уже на кладбище. Динозавры вымерли», — Алексей Петрович снова идет за машинками. Он достает их с антресолей, находит на тумбочке в коридоре и за чем-то уходит в тайную комнату, которая почти всегда закрыта. Нас туда пустят, но чуть позже.

Обзор коллекции

Вспоминается, как герои Сергея Довлатова в «Филиале» обсуждали лучшие печатные машинки один восхищался довоенными американскими моделями, другой – только железом «Олимпии», третий — очень дорогой «Оптимой», а четвертый — «Оливетти», которую не берут в починку из-за горизонтальной тяги. Все они, кстати, здесь есть.

Пальцы мастера пробегаются по бежевой Olimpia с бордовой раскладкой. Через минуту они перебегают на другую немку — Klein Adler с гербом догитлеровской Германии 1922-1925 годов. Обе — с латинским алфавитом. Рядом ждут своей очереди вычищенные черные Continental, Erika и Olimpia с русскими шрифтами. Последние две — с двухцветными черно-красными лентами.

«Один немец составил список машинок, выпущенных в разных странах до 40-х годов, — Алексей Петрович показывает немецкий текст и обводит чернильным пальцем рисунки в довоенном каталоге. — Такой Royal 1914-го у меня есть и тоже рабочий».

Смотрим дальше: Rheinmetall, Triumph, Groma, Smith Premier с отдельной раскладкой для строчных и прописных букв — машинка с 7 рядами символов, которой больше столетия. Все проверено. Работают, как и те, что значительно новее — «Москва» 40-50 гг., электронная IBM 1963-го.

Черные — это в основном довоенные машинки, а потом уже стали выпускать цветные. Яркое ретро в платяном шкафу тоже имеется: алый UNIS 60-80 гг, Mercedes с синим пластиком и голубую Olivetti. Многие из них можно купить за 10-15 тысяч рублей — не самая солидная сумма для коллекционного предмета, наверняка бы нашлись покупатели, но наш собеседник не спешит их искать.

«Если кому-то нужно, ну ведь он же меня найдет, а не найдет меня человек, ну и ладно. Значит, больше у меня машинок», — улыбается Алексей Петрович и снимает крышку с одной из своих любимиц — черной Continental с надписью «Шанхай».

Аппарат венчают три золотистых иероглифа, ниже – металлические литеры с русскими буквами. Клавиши почти в идеальном состоянии, символы обведены желтыми и красными кружками, что довольно нетипично для пишущих машинок.

«На ней не печатали, ну, кроме меня. Мне подарил ее нелегал, наш разведчик. Эту красавицу для нас сделали в Китае, — рассказывает наш собеседник. — Вот один пробовал купить, говорит, я тебе сразу 40 тысяч отдам. Ну а зачем я буду. Вот вам показал, и вы в восторге. Это — дороже денег. Поставил с Mercedes рядом, и смотрится. Я показываю ее иногда клиентам, чтобы подзадорить. Одна она чего стоит».

Ну и, пожалуй, самая важная часть коллекции мини-музея прячется в ящике под одним из Imperial'ов. Инструменты. Уникальные приборы собирались полвека, многое привозилось из Америки для обслуживания IBM, с помощью них можно сделать практически все — убрать лишний микрон или перепаять латиницу на кириллицу.

Сокровища запертой комнаты

Наконец, возвращаемся к загадочной запертой комнате. Там один над другим высятся чемоданы печатных машинок, складируются катушки с лентами и механизмы. Из груды собранной здесь архаики Алексей Петрович вытащил главный раритет — Ремингтонъ 1895 года. Известными пользователями похожих машинок этой марки были Лев Толстой и Марк Твен. Сбоку крепится металлическая пластинка «Товарищество Ж. Блок» — одного из эксклюзивных поставщиков техники в Россию. Именно оно закупало за границей печатные машинки для нужд царской семьи и двора.

Мастер нажал на еще деревянный пробел и отпечатал ять, исключенную из русского алфавита в 1918-м.

«Все еще рабочая, но слепая, — усмехнулся Алексей Петрович. — Увидеть, что напечатали, можно только на обратной стороне валика с бумагой. Она могла стоить в районе среднего автомобиля. Думаю, в Россию таких завезли 5-10 тысяч, не больше».

Алексей Петрович снова стукнул ять. Жертва орфографической революции ойкнула, но отпечаталась. Еще раз, а после и еще.